Однако, помимо дидактических упражнений, в фильме "Долг" есть один эпизод, который заинтриговал меня ещё тогда, в 70-х (при подготовке этого поста я отыскал картину в Сети и обнаружил, что искомая сцена длится с 32 по 34 минуту). Красные преследуют подводу, на которой от них пытаются уйти два белых офицера. Офицеры отстреливаются, но погибают. Комиссар Селиванов снимает с мёртвого врага фуражку, из под которой рассыпаются золотистые волосы, и выясняется, что это дама. Перед зрителем на 20 или 30 секунд предстаёт лицо убитой русской женщины. В детстве меня учили, что никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя даже подумать о том, чтобы поднять на женщину руку. Можете себе представить, как я воспринял увиденное в фильме "Долг". В повозке между тем обнаружился плачущий младенец, и красные тут же принялись его спасать, но это меня уже не заинтересовало, как не заинтересовали ни суицидально-революционные склонности комиссара, ни даже соображения чести, которыми руководствовался полковник, тоже в конце концов пришедший к суициду (хотя где-то в моём девятилетнем мозгу и зафиксировaлась мысль, что приличные люди не убивают тех, кому должны денег). Меня заинтересовалo, почему эта женщина была в форме.

Как свойственно детям с богатым воображением, я стал додумывать историю безымянной белой героини. Благо, в том же 1977 году вышла очередная эранизация "Хождения по мукам", дававшая детскому мозгу богатейшую пищу для фантазий на тему "что может произойти с человеком во время гражданской войны". В ту пору мои политические симпатии, не говоря уже о взглядах, ещё не сформировались. Белые были мне чуть ближе красных по сугубо эстетическим соображениям - в советских фильмах, от "Чапаева" до "Дней Турбиных", и от "Сорок первого" до "Неуловимых мстителей", они всегда лучше выглядели и обладали куда лучшими манерами. Спустя какие-то пять лет у меня уже были вполне антисоветские взгляды. Я всё отчётливее понимал, что родина пала за полвека до моего рождения, и что на её руинах построен очень странный и не очень пригодный для жизни мир. Меня всё живее интересовало, какой была исчезнувшая империя и при каких обстоятельствах она погибла. Как мы жили бы, если бы она сохранилась. Как сложилась бы наша история, если бы Фортуна склонилась на сторону белых. Разумеется, эти вопросы волнуют многих.
В 2016 году Елена Чудинова написала роман «Побѣдители». Его действие разворачивается в 1984 году в мире, в котором гражданскую войну выиграли белые. У меня до «Побѣдителей» до сих пор не дошли руки, а жаль, потому что об этом романе все отзываются исключительно хорошо. Однако, благодаря обстоятельной рецензии ув.

После реставрации порой действительно возникает куда более консервативный режим, нежели тот, что был до революции, но обычно не надолго. Яркий пример - Франция. Карл X по сравнению с прогрессивнейшим Людовиком XVI был настоящим реакционером, и Франция отвергла его довольно быстро. В России белое движение не было даже монархичeским по существу (хотя, разумеeтся, монархисты в его рядах тоже встречались), так что я бы не ждал от белых установления ультраконсервативных патриархальных порядков. В случае их победы в России с наибольшей вероятностью возникло бы что-то вроде фашизма. Говоря это, я не вкладываю с слово фашизм никакого оценочного смысла, для меня это технический термин. И уж тем более я никак не связываю фашизм с германским национал-социализмом. Нацизм строится вокруг борьбы рас, в то время как фашизм прокламирует сотрудничество классов в корпоративном государствe (подробнее о фундаментальной разнице между этими идеологиями см. Их борьба (постскриптум): Иногда они выбирают войну).
Самое остроумное определение фашизма, которое мне доводилось встречать - "господство высших классов, опирающееся на искусственно вызванный энтузиазм масс". И если вам не нравится итальянский термин "фашизм", вы можете заменить его каким-нибудь другим по своему вкусу. Во Франции это называлось интегральным национализмом, в Испании - то национал-синдикализмом, то фалангизмом, в Южной Америкe используются такие термины, как корпоративизм. В принципе, среди белых были деятели, разрабатывавшие концепцию солидаризма, но широкой известности их разработки не получили и энтузиазма у масс не вызвали. Нетрудно заметить, что сколько-нибудь успешные варианты фашизма и близких к нему течений наблюдались по преимуществу в романских странах, где мир - театр, а жизнь - игра. Похоже, русские правящие классы погубила чрезмерная серьёзность. Им не хватило лёгкости и артистизма, чтобы очаровать массы и вызвать у них необходимый энтузиазм. Впрочем, гораздо интерeснее гипотетичeской победы белых - вариант сохранения монархии. Через четыре или пять лет после знакомства с экранизацией "Хождения по мукам" (т.е. где-то в начале 80-х), я прочёл и саму трилогию графа Толстого. В первой же главе "Сестёр" я обнаружил следующее:
"В последнее десятилетие с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским. Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове. <...> То было время, когда любовь, чувства добрые и здоровые считались пошлостью и пережитком; никто не любил, но все жаждали и, как отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности. Девушки скрывали свою невинность, супруги - верность. Разрушение считалось хорошим вкусом, неврастения - признаком утонченности. Этому учили модные писатели, возникавшие в один сезон из небытия. Люди выдумывали себе пороки и извращения, лишь бы не прослыть пресными. Таков был Петербург в 1914 году."
Этот пассаж полностью, до деталей, совпадает с описаниями Берлина, Парижа и Нью-Йoрка чуть более позднего времени - ревущих двадцатых, эры джаза. Все социокультурные перемены, сплошь и рядом объясняемые Первой мировой войной, начались ещё до войны и независимо от неё. Они непременно произошли бы, даже если бы войны удалось избежать. В первой половине двадцатого века речь шла не о выборе между традиционным и массовым обществом, а выборе той или иной модели массового общества. Это касается и русской революции и гражданской войны. Ни сохранение монархии, ни победа белых не означали бы торжества традиционной модели, они означали бы переход к разным формам массового общества. В 1914 году Россия давно уже не была ни царством позолоченных куполов, ни страной патриархальных семейных ценностей. Она была империей банков и мюзик-холлов из хрусталя и цемента, в которой девушки скрывали свою невинность, а супруги - верность, лишь бы не прослыть пресными (разумеется, провинции это касалось в гораздо меньшей мере, нежели столицы; но решающее значение всегда имеет происходящее в метрополии).
Существуют три модели массового общества - социалистическая, фашистская и демократическая. Большевики строили социализм в его наиболее катастрофической форме, а когда всё закономерно развалилось, начался кризисный переход РФ к демократической системе (т.е. к обществу потребления; суть демократической системы, конечно же, не в народовластии). Белые в случае победы на несколько десятилетий установили бы нечто вроде фашизма (это называлось бы солидаризмом или как-то ещё), после чего Россия неизбежно перешла бы ко всё той же демократической системе. Судя по опыту Италии, Испании и Чили, такие переходы бывают куда менее болезненны, нежели процессы, наблюдаемые сегодня в РФ. Наконец, если бы революцию удалось предотвратить или подавить, в Российскoй империи демократические институты и ценности были бы введены так же легко и естественно, как это произошло в монархиях Скандинавии и Бенилюкса. В своё время я писал и о зарождавшейся в России массовой культуре (Прощай, Лулу), и o том, к чему пришла бы империя при нормальном развитии событий (Русская модель). Разумеется, к этому можно многое добавить.
Например, историческую судьбу православной церкви в сохранившейся империи можно в общих чертах просчитать, глядя на церкви североевропейских королевств. В Швеции лютеранская церковь была государственной до 2000 года, сейчас её прихожанами считаются свыше 60% населения страны, но регулярно посещают богослужения около 2%. Её архиепископ - женщина. В Норвегии церковь считалась государственной до 2012 года, потом её отделили от государства, однако король остался её главой. В Дании церковь и по сей день остаётся государственной и объединяет свыше 80% жителей страны, но при этом она ультралиберальна - руколопожение женщин в ней производится с 1948, а благословение гей-браков - с 1997 года. Пожалуй, до венчания однополых пар в русской церкви дело не дошло бы, всё же православие в таких вопросах консервативнее лютеранства. А вот норвежский вaриант весьма интересен. Отделить церковь от государства, но оставить монарха её главой - это так по-русски.
Мир, в котором Российская империя сохранилась, был бы похож на наш собственный куда больше, чем обычно изображают авторы альтернатив. Только Россия занимала бы в нём совсем иное место и находилась бы на совсем ином уровне. В мире Чудиновой в 1984 году довольно слабо развито телевидение, хотя компьютеры и телефоны находятся где-то на уровне наших 90-х. Думаю, в реале Российская империя, случись ей прожить подольше, стала бы родиной телевидения. А уж русское кино, судя по тому, как оно развивалось во времена Александра Ханжонкова и Веры Холодной, доминировало бы как минимум в Старом Свете. Вероятно, это повлияло бы на всю русскую культуру. Она утратила бы литературоцентричность и сосредоточилась бы на движущихся картинках задолго до наших дней. Кстати, недавно я где-то прочитал, что любимой писательницей Николая II была Тэффи. Государя спросили, кого из литераторов он желает видеть на праздновании трёхсотлетия Дома Романовых, и он ответил, что только её.
А уж об урбанизации, эмансипации женщин, сексуальной революции и демографическом переходе и говорить излишне - в последние сто лет это были вещи самоочевидные, необходимые и неизбежные. Недавно, услышав волшебное слово "аборт", мой журнал посетили сразу три противника женского равноправия. Один, обладающий пустым аккаунтом, настаивал, что вопросы деторождения должны решать мужчины, а вот алиментов не должно быть ни в коем случае. Другой утверждал, что может с любым поговорить за науко, ибо обладает двумя научными степенями (его собственный журнал полностью посвящён одной теме - теории плоской Земли; науко разное бывает). Наконец, третий требовал введения патриархата и домостроя, ибо в противном случае мы все вымрем, так как добровольно женщины отказываются рожать, даже когда перед ними ползаешь на коленях. Кажется, этот человек считает себя правым консерватором. Он даже апеллировал к брачному законодательству империи. Напрасно апеллировал. Всё это мракобесие с плоской Землей и домостроем проистекает не из консерватизма, а из советского обычая пить плохой алкоголь в гараже в тайне от собственной жены.
У мужчин, заслуживающих этого наименования, подобных проблем не бывает. Что же касается женщин, то недавно мне попался на глаза один текст, который может послужить ответом одновременно и на мои детские вопросы о судьбе безымянной героини фильма "Долг", и на фантазии постсоветских джентльменов о русском патриархате. Время от времени я просматриваю чужие френд-ленты, чтобы не замыкаться в кругу одних и тех же авторов и взглядов. В ленте ув.


"Одной из особенностей южных армий является большое количество женщин, сражающихся в наших рядах. Этого, говорят, нет ни у Колчака, ни на других фронтах. В Ростове постоянно встречаешь молодых девушек и дам, одетых в солдатскую форму, иногда (даже чаще) с офицерскими погонами (их легко производят). Я имел удовольствие знать многих лично: очень любопытно. Явление это, в сущности, не новое, наблюдавшееся еще во времена Большой войны, но сейчас страшно участившееся. Насколько я могу судить, здесь мы имеем дело с тремя типами, с тремя побуждениями.
Во-первых, казачки — они, по самой натуре своей, мужественны и воинственны, дочери военной доли: с детства умеют ездить верхом, стрелять, закалены и здоровы. И, в сущности, нет ничего неестественного, что, когда их домам, их родной земле начала угрожать погибель, они схватились за оружие, тем более, что настроены казачки гораздо крепче, непримиримее и смелее, чем их мужья и братья. Но казачек-добровольцев почти не видно в тылу, они остаются на фронтах, причем очень часто совмещают роль солдата с ролью сестры милосердия. В бою — с шашкою, с винтовкой, после боя — с бинтом и ватою. Нередко, по миновании опасности, они мирно возвращаются к домашнему очагу. Это безусловно, самый чистый, героический, благородный тип наших Жанн Д ’Арк.
2). Романтические головки из интеллигентных и аристократических семей. Романтизм здесь бывает самых разнообразных градаций — от беззаветного горения, патриотического порыва, до полубезумной истерики. Возбудители его тоже разнообразны: встречается патриотизм чистого вида, как у Али Д., у которой я впервые в жизни встретил ощущение Родины как живого существа (очень интересная, вообще, девушка, с огромным мистическим опытом); но чаще патриотизм бывает смешан с чувством личной любви к определенному человеку — мужу, жениху, любовнику; такова была кн. Черкасская, убитая под Таганрогом, неразлучно следовавшая за своим, тоже впоследствии погибшим, мужем, такова Джульетта Добрармии (как ее называли) — Нина 3., не захотевшая расстаться при оставлении Ростова в 1918 г. с женихом (ему было 19, ей 17 лет), мужественно переносившая все тяготы Ледяного похода и трогательно погибшая вместе с женихом в одном бою; такова Золотая Люся, очаровательное существо, в которое был влюблен весь ее отряд, но которая любила только своего жениха, молодого поручика, и пожертвовала за него жизнью: больной тифом он был оставлен в пустой хате и попал в лапы большевиков вместе с не хотевшей его покинуть Люсей. Видя неминуемую гибель, она придумала такой героический выход: выдала больного за мужика, хозяина хаты, намекнув, чтобы замести следы, что офицер спрятан где-то в другом месте. Большевики поверили, оставили больного в покое и подвергли Люсю жестокой пытке, добиваясь, где же офицер? Люся все снесла и не выдала. Наш разъезд, налетев на хату, истребил большевиков и нашел бессознательного тифозного и истерзанную до полусмерти Люсю. Они были спасены, но, к несчастью, кроткая девушка не вынесла мучений и умерла через несколько дней. Такова, наконец, М.Н.Т. — скромная, черноволосая дама с печальными глазами, похожая в форме на студента-первокурсника, жена видного адвоката в одном из городов Северного Кавказа. Она влюбилась в офицера, остановившегося у них во дни короткого (прошлым летом) занятия ее родного города Добрармией; влюбилась мгновенно: coup de force, бросила семью и с той поры неотлучно следует за новым избранником.
Иногда, впрочем, побуждения бывают далеки от любви. Например, одна барышня, еще совсем девочка, гимназистка шестого класса, ушла в армию, чтобы искупить грех старшего брата, ярого большевика. А зарубленная в схватке под Белой Глиной баронесса Ольга де Боде (настоящее имя - Софья, - Ю.С.) стала солдатом из чувства мести: в 1917 году на ее глазах (институтки предпоследнего класса) мужики вырезали всю ее семью — отца, мать, сестру с мужем и двух маленьких детей сестры; ее спасла старая нянька. Баронесса, воспитанная в военной семье, прекрасная спортсменка, лихо ездящая, стреляющая, владеющая саблей, — наиболее прославленная из «валькирий». Про нее рассказывают много смешного: как Корнилов поймал ее за хорошим делом — носилась на коне по улицам занятого села и на лету шашкой смахивала головы гусям, — и как Верховный чуть не предал ее суду за мародерство. Дело, конечно, обошлось, но все-таки, когда армия вернулась летом 1918 г. на отдых на Дон, Марков вспомнил о гусях и засадил баронессу на две недели на гауптвахту. В другой раз баронесса явилась причиной того, что «maman» Смольного едва не окочурилась от ужаса — в самом деле, разве не ужасно: в приемную института в Новочеркасске входит молоденький офицерик, и все институтки с визгом бросаются ему на шею! К счастью, «maman» вовремя разглядела, что офицер-то на деле — де Боде. Но рассказывают про нее и страшное: ужас, пережитый при погибели семьи, сделал из этой юной девушки существо неодолимой жестокости, которая смущала даже старых вояк. Де Боде хладнокровно и беспощадно расправлялась с пленными, правда, никогда не подвергая их лишним мучениям. Но очевидцы говорили мне, что нестерпимо жутко было видеть, как к толпе испуганных пленников подскакивала молодая девушка и, не слезая с коня, прицеливалась и на выбор убивала одного за другим. И самое страшное в эти минуты было ее лицо: совершенно каменное, спокойное, с холодными, грозными глазами. Погибла де Боде тоже «валькирически» (хотя валькирии и «не погибаемы») — в лихой рукопашной схватке с «красными казаками» Миронова.
3) Авантюристки. Здесь тоже много градаций, начиная от «гулящих женок» какого-то «валленштейновского» типа, вроде той рыжей проститутки, что до сих пор по ночам шляется по Садовой в гимнастерке и высоких сапогах, а в армии околачивалась, пока не вздумала однажды нацепить... полковничьи погоны (тогда ее подвергли наказанию розгами и выставили), — до авантюристок, не лишенных некоторой внутренней красоты, какого-то лихого порыва, удальства, легкомыслия (внешняя красота среди наших валькирий — явление тоже частое: большинство — хорошенькие), — этаких героинь кинематографического стиля. Есть среди них и неприятные: война, конечно, грубит, принижает женщину, но есть и сумевшие найти иногда почти очаровательный тон, в котором военное странно мешается с женственным..."

Я почти стопроцентно уверен, что если бы историческая Россия сохранилась, сегодня западноевропейские и американские блогеры иллюстрировали бы свои посты о сражениях прекрасных валькирий со всякой сволочью и нечистью кадрами из русских фильмов. Но поскольку мы живём в мире без Российской империи, всё наоборот, и мне нечем завершить текст о русских валькириях, кроме нарезки из голливудских фильмов и европейских сериалов. Впрочем, жизнь понемногу налаживается, и я надеюсь прожить достаточно долго, чтобы однажды увидеть великолепный блокбастер, в котором юная баронесса София Николаевна де Боде будет мстить большевикам за свою семью. Крупным планом. Желательно - в 3D.

.

[0 ссылок 118 комментариев 5908 посещений]
читать полный текст со всеми комментариями
Journal information